Насилие над детьми — это не норма. Как убедить в этом общество? Большое интервью с ЮНИСЕФ и Агентством соцзащиты

Давно ожидаемый закон «О защите детей от всех форм насилия» принят в Узбекистане. Его разработкой с октября 2023 года занимались Национальное агентство социальной защиты при президенте, Министерство юстиции и ЮНИСЕФ. Основная цель закона — создать систему по предотвращению насилия, работать с детьми, которые от него пострадали, и обеспечить благополучие в семьях. Сенат Олий Мажлиса одобрил документ на заседании 15 августа. На днях его подписал глава государства.

Смотрите также:

Правительством утверждено положение об инклюзивном обучении в школах

Лайло Файзимуродова, заместитель начальника управления развития социальных услуг для детей, попавших в тяжёлую жизненную ситуацию, Национального агентства социальной защиты Узбекистана, и Сафинас Ахаева, специалист по вопросам защиты детей представительства ЮНИСЕФ, в интервью «Газете.uz» рассказали, как новый закон защитит детей от насилия и изменит отношение к этому явлению в обществе.

Интервью было записано 1 ноября. О подписании закона стало известно 5 ноября. Текстовая версия интервью приводится с некоторыми сокращениями.

— Закон «О защите детей от всех форм насилия» называют долгожданным. Почему его принятие важно для нас?

Лайло Файзимуродова: Это закон для нас очень важен, так как он защищает детей не только от всех видов насилия, но и от тех, кто может его применить по отношению к ребёнку. Документ включает три новых определения форм насилия: отсутствие заботы, эксплуатация и буллинг (в дополнение к трём: физическому, половому и психологическому насилию — ред.).

Смотрите также:

В Ташкенте началось проведение экологического рейда

Ребёнок является особым объектом, и каждый акт насилия по отношению к нему в детстве представляет собой травму, которая в дальнейшем будет сказываться на его развитии.

Помимо работы с ребёнком и с самим агрессором, закон предполагает профилактику случаев насилия, чтобы подобные действия не совершались в отношении детей.

Реклама на Газета.uz

Сафинас Ахаева: Узбекистан, ратифицировав Конвенцию о правах ребёнка ещё в 1994 году, взял на себя обязательства по обеспечению прав ребёнка, в том числе права на защиту от всех форм насилия. Для того, чтобы это право обеспечить, нужна сильная, хорошо работающая система защиты детей. К сожалению, долгое время у нас эта система работала разрозненно, потому что за неё отвечали многие государственные ведомства. Каждое работало с определённой категорией детей. Например, с детьми, которые остались без родительской опеки, или детьми, которые находятся в группе риска совершения преступления. Не было интегрированных подходов.

Теперь, с созданием Национального агентства соцзащиты, все функции по защите детей стали консолидированы. Ведомства, которые этими вопросами занимаются, получили роль уполномоченного органа, и в законе это определено. Ряд полномочий, связанных с обеспечением защиты детей от всех форм насилия, есть и у организаций в сфере образования, здравоохранения, правопорядка.

Когда мы говорим «защита детей от всех форм насилия», мы подразумеваем как профилактику насилия в отношении детей, так и реагирование, если насилие произошло. Новшество этого закона, в первую очередь, заключается в том, что он определяет, как должна работать новая система, чтобы ни один случай насилия не остался за бортом. Документ упорядочивает и систематизирует полномочия различных компетентных органов в области защиты детей от всех форм насилия. Впервые в законодательстве отражены профилактические меры, которые должны быть приняты для защиты детей от всех форм насилия.

Вводится порядок выявления случаев насилия, реагирования на них, проведения оценки ситуации случаев насилия; составление плана для того, чтобы защитить ребёнка, выполнение этого плана и мониторинг его исполнения.

Согласно новому закону, детям, вне зависимости от пола, тоже будет предоставляться охранный ордер — раньше, в соответствии с законом «О защите женщин от притеснений и насилия», он выдавался только женщинам.

Расширяются правовые гарантии для детей, пострадавших от насилия, которые выступают в роли потерпевших и свидетелей преступления, участвуют в уголовном процессе.

Хотела бы отметить ещё одно важное изменение — теперь у нас законом будет запрещено применение телесных наказаний или насильственных методов воспитания в детских садах, школах и других образовательных учреждениях.

— Верно ли я понимаю, что основная цель нового закона — не ужесточить наказания агрессоров и насильников, а скорее создать систему, которая будет препятствовать тому, чтобы подобные случаи происходили?

Сафинас Ахаева: Да, и поменять, наверное, наши установки, убеждения, что насилие в отношении ребёнка — это норма. К сожалению, зачастую насилие происходит, потому что такие установки существуют:

«Меня так воспитывали, я вырос хорошим человеком, значит, и я буду так тебя воспитывать, и ты тоже вырастешь хорошим человеком». На самом деле это передача цикла насилия из поколения в поколение.

Новый закон предусматривает работу с населением для того, чтобы эти убеждения поменять. Документ предусматривает разработку различных программ по поддержке родителей и тех лиц, которые заменяют родителей, воспитывают ребёнка. В рамках этих программ их обучат другим методикам воспитания. Тому, что называют позитивным родительством, подразумевающим воспитание без применения насилия.

— В Узбекистане обычно принимаются рамочные законы. Относится ли это к закону «О защите детей от всех форм насилия»?

Лайло Файзимуродова: Мне кажется, это неправильное убеждение, потому что закон не рамочный — он шире. Охватывает все виды насилия, в соответствии с международными нормами, и защита будет строиться по каждому виду. Например, буллинг подразумевает физическую, словесную или психологическую агрессию. На каждое такое проявление должна быть мера ответственности. Насилие должно обязательно наказываться, чтобы общество знало, что нельзя так [вести себя] с ребёнком; чтобы дети знали, что у их сверстников есть такие же права.

Сафинас Ахаева: Я бы сказала, что рамочный характер закона заключается в том, что он регулирует все виды мер, необходимых для защиты детей от насилия. В том числе он упорядочивает алгоритм действий, когда насилие произошло в отношении ребёнка.

Принятие закона — это важный шаг, но этого недостаточно, чтобы сказать, что у нас всё заработало. Имплементация очень важна.

По опыту других стран, которые приняли подобного рода законы, должна быть разработана стратегия и программа или план действий по его реализации. Очень важно к этому процессу подтягивать другие ведомства, которые отвечают за вопросы защиты детей. Это не задача только правоохранительных органов или органов социальной защиты. Стратегия, в разработке которой участвуют многие государственные органы, поможет определить цели, которые нам нужно достичь, конкретные действия, которые необходимы для этого, а также показатели — то, что мы сможем потом измерить, чтобы понять, достигли ли мы намеченного или нет?

Мне кажется, сейчас на повестке дня стоит принятие такого межведомственного, межсекторального документа. Обязательно надо продумать, какие бюджетные ассигнования нужны и для чего, потому что просветительские кампании тоже стоят определённых бюджетных средств. Нам со всех сторон нужно этот вопрос тщательно обдумать.

— Работа над стратегией и планом уже ведётся?

Лайло Файзимуродова: Параллельно с законом обязательно идёт разработка стратегии.

Хочу подчеркнуть важность межведомственного взаимодействия. Раньше каждое ведомство вело свою статистику. Характер данных продиктован деятельностью. Например, органы внутренних дел занимаются расследованием преступлений и их профилактикой. В соответствии с этим они собирают свои статистические данные. Проблема в том, что акцент в них больше на правонарушителях. Потерпевшие и свидетели были вне фокуса. Закон это исправляет.

Им также предусматривается создание единой базы данных. Это поможет нам составить целостную картину о ситуации с насилием в отношении детей, в частности, выявить точное количество детей, которые пережили насилие или находится в зоне риска. Пострадавший в результате насилия ребёнок должен стать главным приоритетом в работе правоохранительных органов, здравоохранения, социальной защиты.

— Директор Национального агентства социальной защиты Мансурбек Оллоёров отмечал, что, несмотря на отсутствие исследований о ситуации с насилием над детьми в Узбекистане, случаев насилия над детьми становится больше. Он приводил статистику: в 2021 году было известно о совершении 1831 преступления в отношении детей, в 2022-м — 2194 (на 20% больше). Число преступлений против половой свободы ребёнка за этот период выросло на 18%. Означает ли это, что случаев насилия над детьми в Узбекистане становится больше? Или же люди стали чаще сообщать о насилии в правоохранительные органы?

Сафинас Ахаева: Административные данные не могут показать распространённость насилия в обществе или его видов. Она измеряется через социологические исследования. Обычно опрашивают взрослых людей, подвергались ли они насилию, когда были детьми.

Подобные социологические исследования у нас проводятся. Их не так много. Наиболее значительное из тех, что были реализованы в последнее время, — это мульти-индикаторное кластерное обследование в домохозяйствах (MICS). Его проводил Государственный комитет по статистике при техническом содействии ЮНИСЕФ. В исследовании было несколько вопросов, связанных с насилием, в частности, насколько распространены насильственные методы дисциплинирования детей в возрасте от 2 до 14 лет. Результаты не радужные: в отношении 62% детей используются некоторые виды насильственного дисциплинирования, которые включают как телесное наказание, так и психологическую агрессию.

Если мы обратимся к глобальным данным в ситуации, например, с сексуализированным насилием, то увидим, что от 30% до 80% детей, переживших такой опыт, могут сообщить об этом. Некоторые люди никогда этого не делают, потому что для них это становится нормой, к сожалению, хотя это не норма на самом деле.

Получается, что административные данные только фиксируют случаи, когда люди обратились [в соответствующие органы]. Прирост случаев в 2022 году по отношению к 2021-му может просто свидетельствовать о том, что больше случаев выявлено или было больше обращений. Теперь нам надо понять, почему это произошло. Это связано с тем, что люди стали больше доверять системе, потому что больше случаев вышло в публичную плоскость, и на них отреагировали? Либо были проведены какие-то мероприятия, в результате которых люди стали обращаться?

Хотела добавить, что Комитет ООН по правам ребёнка каждые пять лет рассматривает отчёты государств-участников Конвенции. Узбекистану рекомендовали проводить больше социологических исследований, чтобы выявить распространённость разных форм насилия в стране, их природу, в каких местах они распространены, кто потерпевший, кто агрессор и так далее. Тогда у нас будет больше информации для правильного понимания ситуации с насилием в отношении детей и грамотного планирования для реагирования и профилактики.

— Закон определяет шесть форм насилия над детьми. Это физическое сексуальное, психологическое насилие, отсутствие заботы, буллинг и эксплуатация. Каким образом будет обеспечиваться защита, например, от отсутствия заботы?

Лайло Файзимуродова: Отсутствие заботы [как вид насилия] предполагает, что родитель или другое лицо, его заменяющее, имел возможность помочь ребёнку, но ничего не сделал. Например, ребёнок болен. У взрослого есть время, деньги, чтобы отвезти его к врачу, но он этого не делает или ребёнок не ходит в школу, потому что у него нет принадлежностей, одежды.

Каким образом выявляются такие случаи? На них должны реагировать сотрудники здравоохранения, образования в момент, когда ребёнок не пришёл в школу или не получил, например, прививку по календарю. Это также может выявить инспектор профилактики и, конечно, социальный работник.

Реакция социального работника является главной, потому что он входит в дома, видит и оценивает на месте ситуацию, социальное положение семьи и состояние самого ребёнка, его потребности.

Сафинас Ахаева: Отсутствие заботы — это, наверное, единственный вид насилия, который может произойти или осуществляется в отношении ребёнка со стороны тех лиц, которые о нём заботятся. Он непосредственно связан с неспособностью родителей или опекунов осуществлять уход за детьми, ограждать их от опасности, обеспечивать удовлетворение физических, психологических и других потребностей для развития ребёнка.

В законе речь идёт о том, что необходимо выявлять семьи, которые находятся в трудной жизненной ситуации. Грань между отсутствием заботы, когда это вид насилия, и когда это проявление бедственного положения семьи, очень тонкая. Отсутствие заботы как вид насилия подразумевает, что у родителя есть знания, средства, возможности, но он их не использует с пользой для ребёнка. И тогда, соответственно, должны приниматься меры защиты ребёнка. Другое дело, когда у родителей нет этих возможностей в силу разных причин: крайней бедности, отсутствия элементарных знаний. Скажем, это может быть несовершеннолетняя мама, которая просто не знает, как ухаживать за своим малолетним ребёнком.

В любом случае очень важно, чтобы соответствующие органы обращали внимание на эти ситуации, выявляли их и оказывали помощь на ранних стадиях — чем раньше, тем лучше. Для этого нужны обученные специалисты, способные своевременно и грамотно отреагировать, выполнить необходимые действия, чтобы помочь ребёнку и семье, чтобы эта ситуация не повторилась.

— Одна из довольно болезненных проблем — попрошайничество на улице. Моя коллега рассказывала о том, что ей довелось общаться с молодой матерью, которая не от хорошей жизни отправляла своего ребёнка продавать салфетки. Хотелось бы обратить внимание на то, что самой женщине некуда обратиться, поскольку, к сожалению, у нас нет механизмов, которые могли бы помочь ей как-то наладить свою жизнь. Какая работа ведётся для системного изменения подобных ситуаций в нашей стране?

Лайло Файзимуродова: Случаи попрошайничества можно разграничить. Есть разовое, когда ребёнок просит деньги и тратит их на фастфуд или игру. Есть постоянное, когда это способ выживания для семьи. И есть случаи, когда попрошайничество является уголовным преступлением: группа лиц зарабатывает на этом, доходят ли деньги до детей и их семей — никто не знает. В каждом случае необходимо правильно оценить ситуацию.

В примере, который вы привели, необходимо понять, как женщина оказалась в такой ситуации, узнать, что она умеет, какие у неё есть навыки, получает ли она какие-либо пособия. Многие не знают о том, что у нас есть «Железная тетрадь», «Женская тетрадь» и другие. Если женщина об этом не информирована, то посодействовать её включению, чтобы на начальном этапе она получала материальную помощь от государства.

Отдельно необходимо провести работу с ребёнком: изучить его потребности в образовании, нужна ли ему медицинская помощь, кружки.

Профилактикой и выявлением случаев попрошайничества (эксплуатации) у нас занимаются, в основном, органы внутренних дел.

На сегодняшний день рассматривается вопрос о создании единой базы по реагированию. Например, если я на улице вижу безнадзорного ребёнка, который продаёт салфетки или попрошайничает, то я могу отправить эту информацию и локацию, и на сообщение последует незамедлительная реакция от органов внутренних дел, социальной службы. Запустится цепочка межведомственной работы: социальный работник должен знать, что на его участке есть такой ребёнок, изучить ситуацию и начать работу с семьёй; если ребёнка нужно забрать с улицы, то органы внутренних дел должны знать, куда его определить. Необходимо, чтобы контроль за этой работой и самой базой вели органы прокуратуры. Тогда у нас будут результаты.

— Скажите, пожалуйста, не планируется ли внедрение горячей линии, короткого номера, по которому ребёнок может сам обратиться и сообщить о том, что ему плохо?

Лайло Файзимуродова: Обязательно. Это тоже является одним из важных механизмов оказания помощи.

[Сейчас] в каждой структуре есть своя горячая линия. Но в критической ситуации ребёнок или взрослый не станет обращаться в каждое ведомство. Позвонив на единую горячую линию, человек не услышит: «Обратитесь в такую-то организацию». Ему будет оказана, в первую очередь, психологическая помощь. Специалисты выяснят, что произошло, и в зависимости от ситуации будут действовать дальше: подключать врачей, юристов или социального работника.

Сафинас Ахаева: Создание единого телефона доверия по вопросам защиты детей от насилия предусмотрено законом. Как Лайло сказала, очень важно, чтобы он сопровождался услугами, поскольку звонок может быть единственным выходом для ребёнка в ситуации с насилием. Если не будет соответствующего реагирования на обращение, то есть ребёнку не будет предоставлена защита, обеспечены временные меры безопасности, то его ситуация может усугубиться.

Лайло Файзимуродова: Это важно. Если один раз откажешь ребёнку или он не получит помощи, то доверие исчезнет. Он не будет больше обращаться — поймёт, что никто не защитит его, кроме его самого.

Сафинас Ахаева: Не только дети могут обращаться по телефону доверия. Это могут быть учителя, медики, спортивные тренеры и другие специалисты, которые работают с детьми. Очень важно работать с ними тоже, обучать, чтобы они умели считывать признаки насилия.

В каждом ведомстве должен быть чёткий алгоритм действий — то, что мы называем стандартной операционной процедурой по защите детей ведомственного характера. То есть, если ребёнок пришёл в школу с синяками, какое-то время не посещает уроки или произошло насилие, то на каждый случай у администрации должен быть прописан свой алгоритм действий, и сотрудники учреждения должны знать, как действовать в той или иной ситуации.

— Давайте с точки зрения международной практики попробуем ответить на вопрос, что нужно делать, чтобы предотвратить насилие в отношении детей в школе и других учреждениях, в семье. Какова в этом роль правительства, общества и семьи?

Сафинас Ахаева: В 2006 году было опубликовано исследование Генерального секретаря ООН по вопросу о насилии в отношении детей. Из него можно сделать два вывода: ни один вид насилия не должен быть оправдан, и любой вид насилия можно предотвратить. Для этого нужно, чтобы защита детей от насилия стала государственным приоритетом. Необходимы разработка и внедрение соответствующих координационных механизмов: стратегий, политик, программ. На эти цели должен быть выделен бюджет.

В мире профилактика насилия очень хорошо изучена. Существует очень много исследований, которые говорят, какие практики работают, какие нет. Коалиция международных организаций определила семь стратегий, основанных на доказательной базе, в области профилактики насилия в отношении детей.

Одна из стратегий — это принятие законов. В них чётко должны быть отражены все аспекты международных стандартов, связанных с защитой детей от насилия, и чётко прописано, что насильственные методы воспитания запрещены.

Вторая стратегия касается работы с социальными нормами и убеждениями. То есть необходимы программы для родителей и людей, которые заботятся о детях, оказывают им услуги. Цель этих программ — поменять установки и убеждения взрослых.

Существуют программы позитивного родительства, в основе которого лежит воспитание без насилия. Мам и пап учат понимать особенности психологии детей разного возраста, потому что поведение ребёнка напрямую зависит от его уровня развития. Такие программы внедряются на базе местного сообщества, например, в махаллях. Также можно вести их в школах.

Эффективной стратегией является предоставление услуг реагирования на случаи насилия и поддержки пострадавших. Это и терапевтические, консультативные услуги для последних, необходимые для их восстановления, а также услуги, направленные на предотвращение вторичной виктимизации, которая может возникнуть, если система не адаптирована под нужды жертвы. Например, это многократные допросы с пристрастием или когда не обеспечивается конфиденциальность информации о пострадавшей, и все вокруг знают, что она стала жертвой изнасилования

Ещё одной хорошей стратегией является обеспечение экономического благополучия семей, например, посредством микрофинансирования. Такая помощь тоже должна сопровождаться соответствующими тренингами для родителей.

Отдельной стратегией является обучение детей жизненным, социально-эмоциональным навыкам: как контролировать свои эмоции, решать конфликты, сопротивляться давлению и т. д. Дошкольные образовательные учреждения и школы — идеальное место для этого, так как дети посещают их каждый день. В обучение можно включать гендерные аспекты, вопросы насилия, чтобы дети могли распознать, что это такое и какое поведение по отношению к ним недопустимо, куда обратиться, если насилие происходит; как говорить «нет» и отстаивать личные границы.

— Здесь хочется вспомнить о том, что мы на протяжении уже нескольких лет безуспешно пытаемся внедрить половое воспитание в школьную программу.

Лайло Файзимуродова: В 2019 году этот вопрос поднимался на межведомственном уровне. Было предложение провести сначала опрос среди родителей, кто и как это воспринимает. Когда со стороны родителей пошло сопротивление — многие отрицали необходимость давать знания в этом направлении — всё само собой стихло. Но на самом деле это очень важно.

— Получается, высок риск того, что ситуация повторится, и родители снова уйдут в глубокую оппозицию, решив, что в школах их детей научат не слушаться, быть самостоятельными, возможно, перечить в чём-то.

Лайло Файзимуродова: Очень важный момент — донести до родителей, что эта информация не вредит детям, и в ней нет ничего аморального, должны сами педагоги. Правильной коммуникации нужно обучать. Если специалист не знает, как об этом говорить, не может объяснить важность предмета, то эффект от его работы с родителями будет обратный. Если же он настроен положительно и говорит о половом воспитании как о базовых навыках, которые могут защитить детей, то родители, я уверена, пойдут навстречу.

Сафинас Ахаева: Помимо подачи материалов, важно учитывать возраст детей — форма у такой информации должна быть надлежащая. То есть здесь должна работать междисциплинарная команда. Если мы не будем давать в правильной форме информацию детям, то они воспользуются доступом к другим источникам, где те же самые материалы могут подаваться в более извращённой форме, что негативно скажется на детской психике.

— Новый закон вводит такой механизм защиты, как охранный ордер. Но, к большому сожалению, в случае с насилием в отношении женщин он себя не оправдал. На эту проблему часто обращает внимание проект Nemolchi.uz. Нет ли у вас опасения, что в случае с детьми ситуация повторится? Что этот охранный ордер не будет работать должным образом, а окажется просто видимостью того, что у нас какие-то меры по защите детей принимаются?

Сафинас Ахаева: Конечно, всегда есть опасения, что какая-то мера не будет работать. Но необходимо отметить, что охранный ордер — это одна из индивидуальных мер реагирования, и она не должна быть основной. То есть здесь важен алгоритм, как всё будет осуществляться. Скажем, школа выявила, что ребёнок подвергается насилию в семье, сообщила об этом органам внутренних дел либо в уполномоченный орган — районный центр социальных услуг «Инсон». Они уже занимаются оценкой ситуации. Если выявляются формы насилия, которые представляют угрозу здоровью и жизни ребёнка, то его можно временно изъять из семьи и выписать охранный ордер в целях защиты, чтобы агрессор не мог приближаться к ребёнку.

Очень важен комплекс мер, который принимается для защиты детей. Мне кажется, если мы правильно систему реагирования наладим, то и охранный ордер будет работать.

Надо ещё подумать о том, что зачастую дети являются свидетелями домашнего насилия. Когда пострадавшей женщине предоставляется охранный ордер, то и ребёнку он необходим.

Иногда бывает, что женщина в силу каких-то причин примиряется с агрессором и возвращается домой. Она говорит, что у неё нет претензий, но в отношении ребёнка насилие может продолжаться. Фокус на детях, оказавшихся в сложной ситуации, должен оставаться вне зависимости от того, забрала мать заявление [из правоохранительных органов] или нет. Вопросы защиты ребёнка должны быть независимыми, потому что ему она необходима. Мониторинг семьи, в которой произошло насилие, должен продолжаться, чтобы не допустить его в отношении ребёнка.

— Часто бывают ситуации, когда женщина получает второй охранный ордер, третий, а агрессор её все равно преследует и угрожает. При этом он прекрасно себя чувствует на свободе, ходит на работу. Это женщина вынуждена себя защищать, прятаться, чтобы с ней ничего не случилось.

Сафинас Ахаева: Мне кажется, это связано с установками специалистов, которые отвечают за выдачу охранного ордера, его мониторинг. Если они считают, что насилие — это норма, то ничего не будут делать. Это горе-специалисты.

Мы всегда говорим, что необходима специализация. На регулярной основе необходимо работать с участковыми, обучать их. Нам нужны следователи, которые бы специализировались на расследовании преступлений, когда жертвами насилия становятся дети и женщины. Сейчас и участковые, и следователи загружены. У них много другой работы, а случаи, связанные с насилием, требуют принципиально другого подхода, больше времени, деликатной коммуникации и т. д.

Необходимо обучать прокуроров и судей. Они тоже должны понимать динамику насилия.

Лайло Файзимуродова: Если человек просит второй охранный ордер, то нужно привлекать к ответственности сотрудника, занимавшегося данным случаем, потому что это значит, что он не работал.

— Правильно ли я понимаю, что приёмные семьи на данный момент — это единственный вариант в том случае, когда ребёнок подвергается насилию в семье?

Сафинас Ахаева: Опять же, размещение в приёмную семью ребёнка, пострадавшего от насилия, может быть временной мерой, пока ведётся работа с родителями ребёнка.

Мы хотели бы это подчеркнуть: закон ни в коем случае не говорит, что нужно разлучать семьи. Самое лучшее место для жизни, развития ребёнка — это его семья. Но безопасная, любящая семья.

У нас должны быть профессиональные приёмные семьи, в которых ребёнок будет жить временно, пока соответствующие органы изучают ситуацию. На этот шаг также могут пойти, если, например, родители страдают от алкогольной зависимости, и им нужно пройти реабилитацию. Важно — речь идёт о людях, которые хотят быть родителями, способны ими быть.

Если оценка ситуации в семье, состояние ребёнка и все те меры, которые были приняты (например, родителям оказана помощь), говорят о том, что родители не способны воспитывать ребёнка, заботиться о нём, то приёмные семьи рассматриваются как постоянная форма семейного устройства. В этом случае очень важна система поиска таких семей. Как не все специалисты могут работать с детьми, пострадавшими от насилия, так и не все семьи могут быть приёмными.

Ключевую роль играет отбор семей и подготовка кадров, которые будут этим заниматься. Они должны понимать, что подбирают не ребёнка семье, а семью под потребности ребёнка.

Необходима система сопровождения приёмных семей. В их работу должен быть включён психолог, социальный работник. Отдельная система мониторинга должна быть.

— Расскажите, пожалуйста, о деятельности социальных работников. Чем они занимаются? Достаточно ли их у нас?

Лайло Файзимуродова: Не могу сказать, что достаточно — потребность в специалистах есть.

Социальный работник должен восприниматься не просто, как помощник, а как член семьи. Человек, которому доверяют. Его работа заключается в оценке ситуации, семьи, оказания её членам, в первую очередь, психологической помощи, далее, по необходимости, медицинской, юридической. Следующий шаг — оказание тех услуг, которые ему доступны. Это помощь с трудоустройством, получением социальных выплат.

Если что-то находится вне компетенции социального работника, то он перенаправляет вопрос в соответствующие органы и обязательно отслеживает работу с обращением.

Сафинас Ахаева: У нас есть вузы, которые готовят социальных работников. С появлением Национального агентства соцзащиты появились рабочие места — до этого они были весьма ограничены. Несмотря на это, соглашусь, что социальных работников всегда мало. Нужно больше.

Лайло Файзимуродова: В зарубежных странах есть социальные службы в системе правосудия. Хотелось бы, чтобы и у нас появились такие для работы с детьми, которые из-за жизненных обстоятельств находятся в конфликте с законом. Для подготовки кадров можно открыть соответствующий факультет в юридическом вузе.

Такие социальные работники должны быть юристами и знать не только как помочь ребёнку в рамках конкретного уголовного или административного дела, но и уберечь его от неверных шагов в будущем.

— Мы с вами живём в обществе, где побои в отношении детей, в принципе, не считаются мерой, которая нарушает права ребёнка. Есть распространённое мнение, что в дела чужих семей вмешиваться не нужно. Возможно, что есть определённое количество людей, которые скажут: «Ребёнок мой. Хочу — бью». Каким образом можно повлиять на эти настроения? Как сделать так, чтобы общество стало нетерпимым по отношению к насилию?

Сафинас Ахаева: Ребёнок — это субъект прав, такой же, как и взрослые. Бить ребёнка — это не уважать права ребёнка. Взрослый человек не приемлет к себе насильственного, оскорбительного поведения, потому что это не норма. Так почему это должно быть нормой в отношении детей?

Существует около 300 глобальных исследований, посвящённых вопросам пользы применения телесных наказаний или насильственных методов воспитания, включая психологическую агрессию, в отношении детей. Все они показали наличие большого количества негативных последствий для физического, психологического, умственного, социального развития ребёнка и отсутствие какой-либо пользы в плане воспитания детей.

Насильственные методы воспитания, когда взрослый бьёт ребёнка, чтобы тот изменил своё поведение, не работают. Не работают они по одной простой причине — исследования показали, что неокортекс (новые области коры головного мозга, которые отвечают за высшие нервные функции: осознанное мышление, речь, сенсорное восприятие и т. д.) страдает, когда к ребёнку применяют физическое наказание или другие методы насильственного дисциплинирования. Причём страдает в той же степени, как при других видах насилия, включая сексуализированное.

Соответственно, ребёнок становится более агрессивным; у него может появиться антисоциальное поведение, которое он передаёт сверстникам, а потом и другим людям, которые его окружают во взрослой жизни. Это только порождает цикл насилия. Ребёнок или становится агрессором, или получает сигнал, что в отношении него такое поведение со стороны значимых взрослых и других людей приемлемо, и в будущем эта женщина или мужчина, вероятно, будет страдать от насилия со стороны своего партнёра, окружения.

Для того, чтобы разорвать этот порочный круг, нам нужна работа с родителями: повышение их осведомлённости, разные программы родительских навыков, позитивного родительства. Из каждого рупора необходимо рассказывать о ненасильственных методах воспитания.

Лайло Файзимуродова: Многие родители думают: «Я в детстве получал тумаков, и ничего страшного, не стал плохим человеком. Мой ребёнок тоже не станет». Но нынешнее поколение совсем другое. Современные дети отвечают родителям, могут ударить. Какими родителями они сами вырастут? Если не начать работу с родителями сейчас, то это приведёт к плачевным последствиям. Ситуация с насилием будет только ухудшаться.

Сафинас Ахаева: Нужно дать альтернативу родителям, потому что они не умеют по-другому — их воспитывали так. Никто не рождается готовым родителем. Это работа, которая требует времени, терпения.

Просто детство — это такой важный фундамент для личности ребёнка, для того, чтобы он мог реализовать свой потенциал, знал, как взаимодействовать с другими людьми и вносить свой вклад в развитие общества. А насилие этот фундамент расшатывает.

Смысл нового закона, над которым мы работали — укрепить потенциал родителей, потому что ответственность за воспитание детей лежит на них или лицах, которые их замещают. Если по каким-то причинам это невозможно, то государство предоставляет защиту ребёнку — только в этом случае. Первостепенная задача — укрепление семьи, чтобы она стала безопасным местом для детей, где о них заботятся и любят.