Каким будет Парк Дружбы. Честный разговор с инвестором

Концепцию реконструкции ташкентского Парка Дружбы (бывший Бабура) представили президенту Шавкату Мирзиёеву 11 декабря. Её разработала российская компания Citymakers Intertational, участвовавшая в создании современного символа Москвы — парка Зарядье.

Новый проект предлагает увеличить количество деревьев, создать безбарьерную среду, расширить главную аллею парка, открыть доступ людей к воде, заменить недружелюбные ворота на сквозную входную группу и другие решения.

Работы реализует компания BMP Smart Decision Group, получившая парк в управление на 49 лет закрытыми решениями правительства и хокимията Ташкента. Компания, ранее реконструировавшая парк Гафура Гуляма, также благоустроит парк Абдуллы Кадыри. Решение о передача Парка Дружбы инвестору и вопрос его реконструкции не обсуждался с жителями.

Первый проект, презентованный в апреле — после анонсирования передачи зелёных зон предпринимателю, возмутил пользователей парка. Недовольство вызвало большое количество аттракционов, отсутствие парка «Сиэтл» на эскизах и перенос Сеульского парка. Кроме того, территория уже переживала реконструкцию в 2018—2021 годах. Работами занимался город, обещавший по их завершении взять содержание парка на себя.

Жители подали иск с требованием отменить решения властей о передаче парка инвестору, однако суды трёх инстанций отказали горожанам.

Почему первый проект, показанным инвестором, был сырым? Точно ли компания отказалась от установки аттракционов? Почему нельзя заполнить водой второе озеро? Оправданы ли опасения жителей за сохранность деревьев в парке после реконструкции? Как предприниматель планирует возвращать инвестиции? Эти и другие вопросы корреспондент «Газеты.uz» Сабина Бакаева задала директору BMP Smart Decision Group Отабеку Мирзажонову и операционному директору Зафару Мирзаулукову.

— Перед реконструкцией 2021 года хокимият не делал никаких предложений по обновлению парка до разговора с жителями. Сначала людей спросили, что им нужно, а потом сделали проект и показали его. Когда хокимият заявил, что парк передали вам, почему вы не поступили точно так же — не поговорили с людьми перед предложением проекта?

Отабек Мирзажонов: А как в 3,5 миллионном городе определить, кого спрашивать? Во все парки приезжают жители других городов, стран. Кого спрашивать?

— Согласна, но всё-таки самые частые пользователи парка Бабура — это сообщество, которое живёт рядом. Когда в 2022 году «Ситимейкерс» придумывала концепцию для чирчикской рощи, в интервью мне ребята рассказывали о своих подходах к работе: они разговаривают с сообществом пользователей, проводят антропологическое исследование, чтобы понять, как люди хотят этим местом пользоваться. Именно частые посетители. Можно опрашивать и тех, кто приезжает редко, потому что у регулярных и нерегулярных пользователей могут быть разные потребности. Я понимаю, что человеку, который приехал из Термеза в Ташкент, может быть интересно посмотреть на развлекательный парк. Но людям, которые живут здесь, «байрам-парк» не нужен. В целом, все другие парки Ташкента — «байрам-парки». Парк Бабура — последний зелёный парк.

Отабек Мирзажонов: А сколько у нас «байрам-парков»?

— Давайте считать: Навруз и Анхор-Локомотив — один парк, но «байрам». Тельмана зелёный, но с аттракционами и шумный. Magic City, Ашхабад, Фурката, Гафура Гуляма. Я не хочу вас обидеть, у вас хороший парк, но это всё — развлекательные парки. Я понимаю, что для 3,5-миллионного города это, возможно, немного. Но если и парк Бабура станет «байрам-парком», в городе будет ноль зелёных парков. Останется только Ботанический сад, фактически утративший свою научную функцию.

Отабек Мирзажонов: Почему вы не рассматриваете набережную Анхора в качестве зелёной зоны? Почему рассматриваете именно парки?

— Потому что она не благоустроена. Там нет освещения, нет нормальных тротуаров и пандусов. Чтобы пройти набережную от и до, нужно постоянно менять берег, потому что-то тут нет набережной, то там Администрация президента.

Отабек Мирзажонов: Над набережными работают. В летней презентации мы попросили хокимият привлечь население. Хокимият обратился к махаллинским комитетам, четыре махалли пригласили людей. Пришли 50−60 человек и сказали, что хотят парк, в котором можно гулять с детьми. Кто может сказать, что сотни подписавшихся против проекта — это репрезентативная выборка? Ведь много людей с тремя-четырьмя детьми, они тоже хотят погулять с детьми, а детям нравятся аттракционы.

— У вас же нет на руках исследования, что людей, которым нужен такой парк на месте парка Бабура, больше.

Отабек Мирзажонов: У нас не было времени на исследование, когда мы делали первую и вторую презентации. «Ситимейкерс» провела интервью после, а глубокое исследование для определения развлекательных функций ещё впереди. Но компания учла мнение жителей — сделать тихий парк.

Мы не предлагаем карусели, кроме тихого колеса обозрения. Хотя это не означает, что аттракционов у нас не будет. В современном паркостроительстве аттракционами считаются не только карусели. Авиарий (большой вольер для птиц — ред.) — это аттракцион, детская площадка — аттракцион. Посмотрите, у нас в парке Гафура Гуляма есть обычная детская площадка с горками, качелями, верёвочным городком. Это тоже аттракцион.

Актуальные функции городских парков — это интерактивные, экологические, климатические, музейно-выставочные, образовательные практики. Это общественные сады, уличные художественные галереи, площадки для собак (что у нас, конечно, не воспримут), зоны для чтения, уличные театры, заповедники дикой природы, интерактивные водные элементы, площадки уличного спорта. Это не карусели.

Я не говорю, что большинству нужны аттракционы. Я предлагаю учитывать мнение не только 10−15 активистов. Неправильно заявлять, что, если у вас есть дети, езжайте в другой парк. Какое право есть у людей так говорить?

— Потому что первым вы показали проект «байрам-парка». И если этот проект реализовать, не будет в городе ни одного зелёного парка, у людей не будет выбора. Именно поэтому он вызвал такое возмущение у людей.

Отабек Мирзажонов: Парк Бабура всегда был «байрам-парком». Здесь всегда были аттракционы.

— Но вы же бывали за границей. Там же разные парки есть. Обычно в городе один ЦПКиО, остальные парки — зелёные.

Отабек Мирзажонов: Это часто другой климат. В Москве хорошие зелёные парки, но там человек не сажал деревья, а строил город в лесу. Нетронутые зелёные островки — это лес, который не вырубили.

Но мы же не на Лосином острове, мы не лес рубим. Мы парк культуры и отдыха хотим модернизировать. Мы отказались от каруселей. Никто не хочет делать идентичный Гафуру Гуляма или Тельмана парк. Мы как бизнес не хотим делать такой же парк, чтобы наша аудитория разделилась. Смысл тратить ещё 10 миллионов, чтобы эти же люди пошли в такой же парк?

— Потому что это прибыльно. Содержать такой парк, как парк Бабура — это обязанность города, потому что это социальные блага. Людям нужны разные парки: и развлекательные, и зелёные. Я понимаю, что это не к вам вопрос, а к городу. Но сейчас у населения возникает вопрос, как вы будете возвращать инвестиции.

Отабек Мирзажонов: Почему у нас привычка считать чужие деньги?

— Потому что есть риск, что вы будете считать экономику и увидите, что не получается вытащить инвестиции, и тогда вы построите там что-нибудь, поставите карусели.

Отабек Мирзажонов: Бизнес процессы очень сложно прогнозировать, но для наших учредителей реконструкция парка Бабура — больше социальный проект.

Зафар Мирзаулуков: Авиарий, услуги в детском и семейном центрах, какой-то общепит — всё это будет приносить деньги. Мы будем платить все налоги. Мы в Гафура Гуляма только налогов платим на 11,5 млрд сумов в год, у нас трудоустроено 270 человек. В «Дустлике» (Парке Дружбы) будет, думаю, около 100, потому что это другой парк.

Когда мы получили парк Гафура Гуляма, здесь было 6000 деревьев. Сейчас — 9500. Говорить, что мы застроим парк — странно. Если строители разрешат, мы бы хотели сделать стройплощадку обозреваемой, чтобы люди могли видеть, что происходит. Кроме того, мы за зональную реконструкцию, а не полное закрытие территории.

Нас очерняют тем, что мы уничтожим деревья. Я сам люблю деревья и интересуюсь садоводством. Осенью мы сажали везде каштаны, потому что это очень красивые деревья. Через 15 лет они вырастут, здесь будет ещё прекраснее. Если в парке нет деревьев, парк не будет парком.

Хокимияты Джизака, Гулистана приглашали нас реконструировать их парки, где деревьев нет. Я говорю: «Хорошо, давайте мне парк, я сейчас посажу деревья, буду платить агроному, садовникам, вернёмся через 10−15 лет, когда они вырастут».

Нам нет разницы, где делать парк. Нам нужно, чтобы в нём были деревья. Если деревьев нет, то мы обречём себя на мучительное ожидание в несколько десятилетий, пока эти деревья вырастут. На это лет 30 нужно. И это время одних только вложений. Парк без деревьев — не парк. Поэтому мы увеличиваем их количество.

— В парке Абдуллы Кадыри почти нет деревьев. Но вы же его взяли.

Зафар Мирзаулуков: Там 2000 деревьев. Было 5000−6000. Он, как и парк «Дустлик» — это социальный проект. Люди говорят, что мы должны вытащить свою прибыль. Мы с парком Гафура Гуляма не скоро выйдем в ноль, одни только расходы. Государство думает о населении. Инициатива и благие дела вознаграждаются — необязательно прибылью. Прибыль можно получать из других источников за хорошие социальные проекты. Парки не бывают прибыльными. Magic City — прибыльный, потому что там магазины.

Отабек Мирзажонов: Нам главное, чтобы парк сам себя содержал, чтобы его не убить просто, чтобы он не был убыточным. Потому что нужно везде газон стелить, нужно за деревьями ухаживать. Это большие расходы. Директор парка Зарядье, знаменитый ведущий Иван Демидов, говорил нам: «Что бы вы ни делали, если монетизации не будет, вы парк не сможете содержать. Идея может быть классной, но если самоокупаемости не будет, все быстро пропадёт».

Само доверие, которое мы получили, обязывает нас не убить этот парк. Не только народ, но и вышестоящие чиновники видят всё. В Гафура Гуляма приезжали президент, премьер-министр. Репутация — самое главное в бизнесе.

— Я понимаю, что вам доверили парк, поэтому и передали его. Но население раздражает, что людей ставят перед фактом, ничего не обсудив, не объяснив. Можно было объяснить, что парк не получает финансирование, что постановление правительства от 2010 года о самосодержании парков в силе. Конечно, претензия не к вам, а к властям, но вам же работать с населением. Почему вы не провели адекватную пиар-кампанию, не объяснили всё людям?

Отабек Мирзажонов: Как и любой живой организм, наше государство только развивается. Лет 10 лет назад людей как будто и не существовало. Ставили забор и никто не мог узнать, что за ним. Но мы уже пришли к тому, что если дерево пилят, то люди жалуются, чиновники прилетают на место.

То же самое с парками: мы общались с людьми, но нас просто не хотели слушать. Говорили: «Можно что угодно нарисовать, а потом всё убить и застроить». Активисты говорят: «Мы — народ». Но почему 10 человек заявляют, что это их парк, что они не одобряют что-то? Давайте тогда на государственном уровне решать, как правильно собирать репрезентацию населения. Мы уже от старого проекта пришли к новому. Мы готовы слушать и общаться.

— С апреля вы дважды меняли концепцию. По первому проекту было видно, что сделан он на коленке. Почему вы не подошли к его разработке более ответственно?

Отабек Мирзажонов: Любой проект не может быть изначально готовым. Почему мы первый проект показали с аттракционами? Потому что нам просто сказали: «Дайте идею». Когда у нас были переговоры с хокимиятом и Кабмином, мы показали, как стандартный парк культуры и отдыха должен выглядеть. Парк Бабура всегда был парком культуры и отдыха. Жители всполошились, сказали, что не хотят видеть Ташкент сити. В их понимании Ташкент Сити — это ряд магазинов. Но за Ташкент сити есть Национальный парк с деревьями, озером.

— Они говорили, что не хотят Magic City.

Отабек Мирзажонов: Мы Magic City не предлагали. В первоначальном проекте был такой же парк Дружбы, только пять-шесть аттракционов.

— У вас не было парка «Сиэтл», колокола Мира, Сеульского парка.

Отабек Мирзажонов: «Сиэтла» не было, но его здание — по определению культурное наследие. Оно бы по-любому осталось. Сеульский парк был, но в другом месте — ближе к озеру. Мы думали разделить парк по зонам. Прогулочную зону хотели разместить вокруг единственного сохранившегося озера. Вокруг него были бы «Сиэтл», Сеульский парк и колокол Мира.

Зону вокруг амфитеатра хотели сделать культурно-образовательной, где расположились бы амфитеатр, шахматы, лекторий. А там, где сейчас расположен Сеульский парк, думали сделать активную зону.

В ПКМ говорится об установке аттракционов и прочих развлекательных площадок. Мы сделали своё видение. Когда нас ознакомили с парком, мы презентовали проект жителям. Нас никто не хотел слышать.

Мы говорили с жителями, которые помогали поливать деревья в Бабура во время первой реконструкции. Я хотел узнать, как обстоят дела с поливом. Они попросили отремонтировать систему полива в сквере Пушкина. Мы отремонтировали. Такая же ситуация и в парке: полив не работает как нужно. Когда нам передали парк, мы поняли, что в штате парка один сотрудник. Жители говорят, что они сами убирают или собирают деньги на уборку. Но это неустойчивый уход, никто не сможет показать собираемые деньги.

У нас в Гафура Гуляма 17 садовников. На «Дустлик» нужно примерно 10. При зарплате 4 млн сумов это 40 млн в месяц. Никто не соберёт такие деньги на парк. Там не тысячи активистов с деньгами.

Жители говорят: «Это наш парк. Оставьте его нам, как есть». Но у государства нет денег содержать парки. Поэтому самый оптимальный выход — государственно-частное партнёрство. В том же ПКМ (постановление Кабинета министров — ред.) написано: «Передать парк для модернизации и управления». В собственность ничего не передаётся.

Почему парк передают на 49 лет? Чтобы частный партнёр не пытался монетизировать каждый квадратный метр земли, а за этот срок отбил вложенные деньги. Это не значит, что если мы вложили 10 млн долларов, мы 49 лет будем «пользоваться» парком. В парк каждый день инвестируются деньги. Мы в Гафура Гуляма постоянно сажаем новые деревья. Среднее декоративное дерево стоит от 2 млн сумов, требуется уход, лечение.

Деревья, как и парк, — живой организм. У каждого, как у человека, есть свой срок жизни. Парк Гафура Гуляма начали развивать в 1967 году. Мы видим, что деревья в нём не умирают, но тихо-тихо увядают. Поэтому мы уже сейчас покупаем саженцы высотой два-три метра в питомниках и сажаем их, чтобы когда старые деревья начнут погибать, молодые не были низкорослыми, а были уже окрепшими и взрослыми.

Кроме того, у нас распространён такой паразит, как короед. Его очень трудно вывести. Специалисты предлагают кардинальные меры: пустить в дерево электричество. Якобы личинки короеда от этого умирают. Но ведь и дерево страдает. Поэтому мы закупили в службе по карантину деревьев специальных жуков, которые едят личинки короеда. Кроме того, используем препараты. Это всё стоит денег.

— Почему вы были против освещения суда?

Отабек Мирзажонов: Это Кабмин хотел.

— Кабмин хотел закрыть заседание.

Отабек Мирзажонов: Мы поддержали это предложение, потому что у Кабмина большой опыт по таким делам. И мы боимся разночтения. Как вам разрешили освещать заседания?

— Не бывает запрета на освещение открытого судебного процесса. И в ответе городского суда сказано, что мы не должны каким-либо образом влиять на решение суда. Поэтому мы публиковали подробные материалы протокольного характера. И, как видите, не повлияли на решение суда.Чем концепция, показанная президенту, отличается от летней концепции?

Отабек Мирзажонов: Это доработанный проект летнего предложения. Над летним проектом уже работали с «Ситимейкерс».

Мы оставляем бассейн, но с условием его реконструкции, потому что его сегодняшнее состояние не очень хорошее. Мы хотим поменять форму бассейна и добавить детские чаши, потому что общая слишком глубокая для малышей. Также рассматриваем возможность установки оборудования для сёрфинга, которое создаёт искусственные волны. Спрос на такие развлечения у нас есть. Детального проекта бассейна ещё нет. Но бассейн, а также здания вокруг него точно подлежат реконструкции. Функцию этих зданий тоже подберём — для этого «Ситимейкерс» и проведёт исследование. Летом рассматривали вариант размещения в них администрации парка, но если лучше будет расположить в них детский центр или другие функции, выберем для дирекции другую локацию. Текущее здание администрации парка также является объектом культурного наследия, поэтому сносить его нельзя. Но функцию нужно подобрать.

В стороне ресторана «Табассум» мы предлагаем сделать активную зону с маленькими футбольным и воллейбольным полем, улучшим воркаут-площадку. От большого футбольного поля справа от главных ворот мы решили отказаться. Оно работает всего три часа в сутки. Летним днём там невозможно играть: нет деревьев, крошка под искусственным газоном нагревается и пахнет. На его месте мы построим подземный семейный центр с прогулочной зоной на поверхности — по такому принципу построен парк Зарядье в Москве.

— Если на большом футбольном поле искусственный газон нагревается, какое покрытие будет на площадках в активной зоне?

Отабек Мирзажонов: Мы хотим сделать резиновое покрытие.

— Оно тоже нагревается и пахнет.

Отабек Мирзажонов: Там есть тень. Над большим полем нет никакого навеса.

— В 2021 году тогдашний хоким Яккасарайского района Анвар Сайфутдинов говорил, что бассейн на территории парка тоже отдан предпринимателю на 49 лет.

Отабек Мирзажонов: Нет такого документа.

— Что будет с летним кинотеатром, который функционирует на территории Сеульского парка?

Отабек Мирзажонов: Мы считаем, что использовать подарок Республики Корея в коммерческих целях неправильно. Возможно, кинотеатр совместим с амфитеатром. Амфитеатр немного утопим, чтобы увеличить его вместимость со 150 до 300 человек.

— На втором озеро вы предлагаете сделать скейт-площадку. Почему не использовать его как озеро?

Отабек Мирзажонов: Службы сразу предупредили нас, что его гидроизоляция вышла из строя ещё десятки лет назад, и вся набираемая вода просто уходит под землю. Кроме того, это большой расход воды. Рядом с парком Бабура нет никаких водных артерий, как, например, рядом с Гафура Гуляма или Национальным парком, где дно комсомольского озера было просто песчаным. Вода для него набиралась из Анхора.

Дно озера-бабочки тоже бетонное, но бетон сам по себе не держит воду, поэтому мы сделаем гидроизоляцию. Так сделали во всех реконструированных парках. В Гафура Гуляма мы на это не пошли, потому что у нас озёра глубже, и вода питает деревья.

— В парке Бабура тоже есть деревья.

Отабек Мирзажонов: Если мы уберём бетон, произойдёт естественная фильтрация, вся вода будет уходить. Если в Гафура Гуляма мы перекрываем поступление воды, она уходит в землю за три-четыре дня. Озеро-бабочка будет опорожняться быстрее, потому что оно меньше. Для полива деревьев озёрной водой есть другое решение. Мы сделаем гидроизоляцию и систему полива с забором воды из озера. Таким образом, уменьшится её расход. С установкой циркуляционных насосов озёрную воду можно будет направить и в фонтаны. Тогда мы будем сливать меньше воды и избежим цветения воды.

От фонтанов на главной аллее мы отказались в связи с её расширением. Они работают только несколько месяцев в году, потому что в холодный сезон наши люди не взаимодействуют с водой, детям не разрешают. При этом чаши фонтанов занимают место.

Отказ от фонтанов на главной аллее мы компенсируем современными водными аттракционами и новыми чашами фонтанов. Например, по другую сторону аллеи от озера-бабочки есть красивый каскад фонтанов. Но он не работает. Его мы отремонтируем.

— В каком году на главной аллее построены фонтаны?

Отабек Мирзажонов: Учёт таких вещей в наших парках в принципе не ведётся. Нам ничего, кроме кадастра не передадут и уведомят только об объктах культурного наследия: американского Дома дружбы Ташкент-Сиэтл, библиотеки Кауфмана и здания администрации парка.

Активисты опасались за судьбу этих объектов. Многие говорили, что их берегут. Но все эти здания полностью отделали травертином, штукатуркой, установлены алюминиевые рамы. Там от культурного наследия остался только деревянный декор под козырьком.

— А вы что, будете деревянные рамы устанавливать?

Отабек Мирзажонов: Надо говорить со специалистами, поднять исторический материал, каким был облик зданий, и, исходя из этого, делать реставрацию. Фонд развития культуры и искусства выразил желание помочь нам с этим. Мы в поиске фотографий с оригинальным изображением этих зданий, интерьеров. Пока что нашли снимки недалёкого прошлого.

— На втором озере, где вы предлагаете сделать скейт-площадку, есть кафе на острове. Оно останется?

Отабек Мирзажонов: Кафе принадлежит частному лицу. Владелец хочет 800 тысяч долларов за это кафе. Если мы не собьём цену до адекватных цифр, оставим кафе.

Мы подумали, что площадка для скейтбординга в чаше бассейна будет актуальной. Видели подобное в Москве и Казани. Нам она очень понравилась. Для скейтбордистов нигде в городе нет хороших площадок. Скейтбордистов вообще считают маргиналами. А это такие же дети, как наши дети. Я своих сыновей приведу, когда сделаем, потому что любой спорт развивает личность, тренирует силу воли, учит постановке и достижению целей.

— Фонтан на озере-бабочке будет музыкальным?

Отабек Мирзажонов: Да, на одном крыле будет музыкальный фонтан. Но музыку всегда можно отключить. Если будут какие-то мероприятия, праздники — Навруз, 1 июня, День независимости, — музыка нужна. Речи о ежедневном включении музыки не идёт.

— Сколько входов в Парк будет действовать?

Отабек Мирзажонов: Пять где-то. С Братиславы и Бабура — главные ворота, с двух стоянок. И со стороны детской площадки за парком Сеул.

— С Шота Руставели, где парк Сиэтл, не будет?

Отабек Мирзажонов: Он никогда не работал.

— Возможно, он работал очень давно. В 2021 году хокимият обещал открыть семь входов. Говорили, что ещё одна калитка есть на Братиславской улице.

Отабек Мирзажонов: Да, в целом есть семь входов.

— Вы говорили, что газон нужно везде стелить. Почему там не может расти то, что растёт естественным образом?

Зафар Мирзаулуков: Там уже нет газона, все поросло дикой травой.

— Специалисты «Ситимейкерс» в интервью мне говорили, что важно сажать растения, которые будут сами расти. Но разве дикая трава — это не восстановление экосистемы? Газон — это дорого и неестественно для природы.

Зафар Мирзаулуков: Нет, это не хорошо. В таком случае дикая трава и сорняки возьмут верх над хорошим газоном.

— Зачем нужен хороший газон? По нему всё равно нельзя ходить.

Зафар Мирзаулуков: Можно. Просто нужно один-два года подождать, чтобы он схватился. Мы в парке Гафура Гуляма газон растили с нуля. Поэтому по нему нельзя было ходить. В начале нельзя, потому что корневая система ещё не окрепла.

Отабек Мирзажонов: Натуральная трава желтеет очень быстро, она сохнет — поливай её или не поливай. Просто у нас такой климат. Даже если её поливать. Потом она жёсткая. Ей трудно придать форму газонокосилкой. От неё портится вид. И потом в ней множатся насекомые, которые вызывают аллергию и болезни. У нас сорняки тоже есть. Мы с ними боремся.

— Может, в наших условиях такие растения и нужны. И насекомые тоже говорят о здоровой экосистеме. Это нужно с экологами разговаривать.

Отабек Мирзажонов: Нет у нас таких растений, которые сами растут. За всеми нужен уход. Платаны растут на улице. Думаете, их кто-то поливает, за ними ухаживают?

— Большие деревья качают подземную воду. Где вы разместите павильоны национальных культурных центров?

Отабек Мирзажонов: 21 павильон построят между парком и зданием Комитета по межнациональным отношениям и дружественным связям с зарубежными странами. Мы сейчас рассматриваем вариант демонтажа забора в этом месте, чтобы не было барьера между павильонами и парком.

В феврале «Газета.uz» опубликует интервью с авторами концепции реконструкции парков Дружбы и Абдуллы Кадыри, специалистами компании Citymakers International.